Пьер встретил его сразу за стойкой таможенного контроля, помахивая издали рукой. Он опять изменил внешность. Теперь это был не ровесник Джошуа, а полностью седой человек, с глубокими морщинами на лбу и мешками под глазами. Может быть, Пьер чуть-чуть перестарался со стягивающим лаком. Сам он в рубашке с коротким рукавом. И видно, что у этого человека с морщинистым лицом слишком молодые руки, хотя обширная волосяная поросль на руках тоже изменила цвет. Если так много лака используешь для лица, не поленись нанести лак и на локти, чтобы и они приобрели характерную возрастную сморщенность, и на тыльную сторону ладони тоже. Там должна быть сморщенность и суховатая пергаментность. Подобная непродуманность в мелочах, при всей наследственной театральности Пьера, при его умении заметить на улице движение настоящих стариков и повторить их, может привести к провалу не только его самого, но и Гольдрайха.

И потому, когда Пьер по-настоящему суетливо, как истинный старик, обнял Джошуа, тот сразу не замедлил сделать ему замечание:

– Милый братец, ты зря не потрудился обработать лаком руки. А такие острые глаза не у меня одного.

– Времени не было, – голубые линзы в глазах сверкнули. – Но у меня в машине пиджак. Я его сейчас надену.

Чем Пьер хорош, это умением слушать разумные доводы и принимать их за истину. Сам бы Джошуа нашел какое-то оправдание, по крайней мере, постарался бы найти, чтобы доказать несостоятельность обвинения. Он никогда не любил замечаний со стороны, даже в детстве от родителей, и уж тем более в самостоятельной жизни. А Пьер принимал замечания легко и на них учился.

– Когда прилетает самолет? – спросил Джошуа сразу за дверьми аэровокзала.

– Через час. Успеем позавтракать.

– Да. Успеем.

Джошуа небрежно осмотрелся, словно здороваясь с голландской землей, потом так же небрежно оглянулся, хотя оглянуться хотелось давно. Он сделал это только сейчас, чтобы не из зала, а сквозь стеклянные двери посмотреть на стойку досмотра. Мало ли что… Таможенники – народ ушлый. Но его напарник уже прошел контроль и невозмутимо направлялся к выходу. Значит, здесь все в порядке. Теперь этот человек отправится в «город тюльпанов», [31] устроится в гостиницу с видом из окна на какую-нибудь многолюдную площадь, чтобы душа радовалась от предстоящего, и будет готовиться к фестивалю «воздушных змеев». Его «змей» в багаже, разобран. Предполагается, что на фестиваль съедутся гости из двенадцати стран, и даже сами китайцы обещали показать свое знаменитое мастерство. Правда, до самого фестиваля еще две недели. Но кто запретит участнику приехать раньше и осмотреться в городе. Кто вообще запретит человеку приехать в Амстердам – город, лишенный всяческих запретов, считающий себя самым свободным городом мира.

Радость брала от мысли, как обернется эта свобода при сообщении, текст которого Джошуа уже написал собственноручно. Что такое паника в многомиллионном городе? Что такое паника в перенаселенной стране? Что такое паника на целом материке, называемым Старым Светом?

На это стоит посмотреть!

Улыбка пробежала по его лицу. Радостная и счастливая улыбка довольного жизнью человека.

Из дверей вышел тот, кого Джошуа дожидался. Сразу направился к ним. Джошуа представил Пьера. Пьер махнул рукой, и откуда-то сбоку выехала машина, из которой Пьер вытащил свой пиджак. Попутчика отправили дальше. Ему работать в самом Амстердаме…

В «город тюльпанов» они так и не поехали. Пусть и близко город, как все близко в этой маленькой, тесноватой стране, населенной не быстрыми на действия толстопятыми бюргерами, но времени на поездку не хватит все равно.

Прежде чем отправиться завтракать, Джошуа послал Пьера купить билеты на самолет до Парижа. Естественно, не на тот, который вылетает через час, а на вечерний. Через час им следует встретить самолет из Москвы и обменяться парой слов с прилетевшими людьми. Только парой слов. И, в свою очередь, в знак благодарности за выполненное поручение дать им некоторые рекомендации относительно обязательной поездки вместе со всеми членами семьи через две недели на Кипр. Лучше будет уехать заранее, потому что Кипр вскоре станет очень популярным местом, куда не будут пускать опоздавших. Может быть, их будут даже безжалостно отстреливать. А турецкую или греческую части острова выберут прилетевшие, Джошуа не касается. Обе половины он решил оставить безопасными. И объявит об этом во всеуслышание.

Ему поверят…

Он сам отправится на Кипр. Он будет среди всех и будет наблюдать за ними.

Единственный – знающий, что происходит…

Вот это интересно! Смотреть, как все испуганы, и изображать из себя такого же испуганного. А в самом деле только смеяться, долго, постоянно, не показывая лицом смеха. Смеяться, и все… Над всеми ними смеяться – над скучными…

Джошуа стоял на тротуаре перед зданием аэровокзала и смотрел на людей, только что прилетевших или улетающих. Они веселы или озабочены, они наивны или озлоблены, они беспечны или имеют умный деловой вид. Они все разные.

Однако это не так. Это им так кажется. Это им так хочется – быть разными, быть личностями.

Но чтобы стать личностью – надо ею в первую очередь посметь быть, надо внутренне себя прочувствовать ею. А потом и утвердить это! Решиться однажды – и утвердить! А если нет решимости, то все внешнее – только маска. Девяносто девять процентов этих людей ходит в масках. И не надо даже спрашивать: «Маска, кто ты?» Он заранее знает, что за маской скрывается только серое вещество, называемое человечеством. Если они не верят в это, то совершенно напрасно. Есть средства и есть люди, которые сумеют их убедить…

Джошуа сумеет убедить их! Через две недели они станут совершенно одинаково серыми, испуганными, торопящимися убежать, спрятаться куда-нибудь подальше. Они станут не какими-то иными, нет, они не переменятся…

Они станут самими собой!

Действительными! И уже лишенными масок.

Посмотрите тогда на себя, люди! Посмотрите, как вы стремитесь убить других, чтобы выжить самим!

Вот возвращается любезный двоюродный брат, или кто он там еще, так старательно и не очень умело постаревший, что стал годиться в отцы Джошуа. Несет документы и билеты. Он тоже не знает, что носит маску всегда, а не только тогда, когда он хочет, хотя считает, что имеет настоящее лицо. Но и его настоящее лицо – это тоже маска. Сменить одну маску на другую – разве в этом проблема?

– Все в порядке, – сообщил и оглянулся.

Нельзя так оглядываться. Так, оглядываясь, себя покажешь, и тебя увидят, а не ты увидишь…

Джошуа тоже осмотрелся. Но не оглядываясь, а поворачиваясь, мимоходом. А потом показал, скосив глаза, на двух человек.

– Тебя волнуют эти два типа?

– Это моя охрана. Мне показалось, что они меня потеряли.

Он чувствует себя почти Карлосом, если держит охрану. Даже Джошуа не держит охранника. Хотя мог бы себе позволить держать их целый полк. Только не понимает целесообразности этого. Нападают на того, кого охраняют. На других и нападать не стоит…

Они прошли за угол, где на ветерке расположился открытый ресторанчик. Сделали заказ, дожидались, когда им принесут обед, и лениво рассматривали небольшую площадь, забитую автотранспортом. Один за другим подходили автобусы. Группа колоритных негров в цветастых национальных африканских одеяниях высадилась из одного. Большинство пошли в здание аэровокзала, а двое направились в ресторанчик, но за столик садиться не стали, остановившись у стойки бара. Заказали себе какую-то выпивку. Потом принялись фотографировать один другого. Потом попросили Пьера сфотографировать их вдвоем. Пьер выполнил просьбу с удовольствием. Потом негры сфотографировали Пьера с Джошуа. Просто так, проходя мимо.

– Ты не думаешь, что эти парни из Интерпола? – спросил Пьер.

– И что ты сделаешь в этом случае? Перестреляешь их?

Пьер не нашел, что ответить.

Из дверей аэровокзала вышел соотечественник фотографов и издал звук, похожий на боевой клич слона. Они побежали быстро, подбирая обеими руками длинные полы своих одеяний.